Фрагмент статьи из книги: Философское сознание: драматизм обновления. Москва, 1991. — 413 с.
Как известно, в философии науки ХХ в. довольно большое место занимала проблема демаркации — проблема нахождения критериев, которые позволили бы отделить науку, научное знание от ненауки, от псевдонауки, от идеологии и — что для нас особенно интересно — от философии. Иначе говоря, речь шла об определении понятия «наука». Тот, кто занимался этими вопросами, знает, что эта проблема не получила удовлетворительного решения. Да, по-видимому, и не могла быть решена в том виде, который был ей придан.
Однако в предложенных критериях были, на мой взгляд, выделены некоторые черты и особенности науки, которые отличают ее от философии. Перечислю некоторые из них. Это довольно тривиальные вещи, но иногда и собрание тривиальностей позволяет сделать некоторый нетривиальный вывод и в этом смысле может быть полезным.
Верификационный критерий (Венский кружок, неопозитивизм): наука стремится подтверждать свои гипотезы, законы, теории с помощью эмпирических данных. Например, когда ученый утверждает, что все вороны черные, то он постарается найти какого-нибудь ворона и указать: «Вон, видите, ворон и заметьте— черный, следовательно, мое утверждение подтверждено». Считается, что все утверждения науки в той или иной мере должны быть подтверждены фактами, наблюдениями, экспериментами.
Философия, на мой взгляд, равнодушна к подтверждениям. Правда, мы часто подчеркиваем, что марксистская философия находится в согласии с научными представлениями, и склонны рассматривать это как подтверждение наших философских воззрений. Но, во-первых, это вовсе не то эмпирическое подтверждение, о котором идет речь в науке; во-вторых, длительная борьба советских философов, скажем, с генетикой, с теорией относительности, с кибернетикой свидетельствует о том, что согласие с наукой, с ее данными для нас не очень-то и важно. И никогда не было важно. Об этом говорит и выступление Беркли против механики Ньютона, и натурфилософские построения Гегеля и Шеллинга, и непризнание Махом квантовой теории, и наша собственная, не столь уж давняя позиция идеологических менторов по отношению к науке.
Итак, наука стремится подтверждать свои утверждения фактами, философия же в этом не нуждается.
Фальсификационный критерий (К. Поппер): утверждения науки эмпирически проверяемы и в принципе могут быть опровергнуты опытом. Пусть проверка носит опосредованный характер, пусть опровержение достаются с гораздо большим трудом, нежели полагал сам Поппер, однако опыт, факты, эмпирические данные все-таки ограничивают фантазии ученых-теоретиков, а порой даже и опровергают их. Эмпирическая проверяемость — один из важнейших критериев научности.
На мой взгляд, утверждения философии эмпирически непроверяемы и неопровержимы.
<...>
Парадигмальный критерий (Томас Кун): в каждой науке существует одна (или несколько) фундаментальная теория — парадигма, сторонниками которой в определенный период являются большинство ученых. Для всех нас совершенно очевидно, что в философии никогда не было одной господствующей парадигмы. Для нее всегда был характерен плюрализм школ, течений, направлений (Кун именно в этом видит принципиальное отличие философии от науки).
Фактически каждый более или менее самостоятельный мыслитель создает свою собственную философскую систему. И даже в рамках нашей марксистской философии, несмотря на жесткие внешние ограничения, сохраняется разнообразие мнений и суждений практически по всем вопросам. Каждый знает, как трудно в среде профессионалов встретить хотя бы одного человека, который согласился бы с твоим решением той проблемы, которой он сам интересуется.
К этому можно добавить еще некоторые различия между наукой и философией.
Методы. Наука широко пользуется наблюдением, измерением, экспериментом. Она часто прибегает к индукции и опирается на индуктивные обобщения. Наука стремится вводить количественные понятия и использует математические методы. Всего этого в философии нет или почти нет. Забавно, но в философии, по-видимому, нет даже гипотез, поэтому если метод науки — гипотетико-дедуктивный, то философия — подобно математике — пользуется скорее аксиоматическим методом. Причем основоположения, аксиомы философских систем опираются лишь на веру.
Проблемы. В науке всегда существует круг открытых и общезначимых проблем. Всем ученым интересно знать, как устроен атом или какова структура ДНК, есть ли жизнь на Марсе или какова температура на поверхности Венеры. Ученые ищут ответы на свои проблемы, и если ответ найден, то вряд ли кому-то придет в голову искать еще один ответ на решенную проблему.
Философия же, по-видимому, не имеет общезначимых проблем. Проблемы, интересные для одного философа, для одного философского направления, могут показаться совершенно пустыми, даже бессмысленными с точки зрения другого философа, иного философского направления. Здесь, кажется, нет и открытых проблем. На любой вопрос всегда имеется ответ и даже не один, а несколько. Тем не менее философы продолжают искать все новые ответы на давно сформулированные проблемы.
Язык. Каждая конкретная наука вырабатывает специфический язык, стремится сделать свои понятия все более точными. Этот язык является общепринятым, он служит для коммуникации между учеными данной области и для выражения научных результатов. И важным элементом подготовки будущего ученого является как раз овладение этим специальным языком.
Понятия конкретной научной дисциплины в систематическом и точном виде представлены в учебнике, аккумулирующем достижения этой дисциплины. Поэтому, осваивая учебник, будущий специалист усваивает точку зрения на мир своей науки, ее результаты и методы их получения.
Я не знаю, можно ли говорить о каком-то специальном языке философии. Известно, что люди на обычном естественном языке выражали достаточно интересные и глубокие философские идеи. Во всяком случае, язык философии достаточно неопределенен. Каждый философ вкладывает в философские понятия свое собственное содержание, свой собственный смысл.
Сравните, например, употребление таких понятий, как «субстанция», «материя», «душа», «опыт», «движение», крупнейшими философами Нового времени и вы увидите, как сильно они расходились в их истолковании. Поэтому учебник по философии — подобный учебнику по механике или термодинамике — в принципе невозможен и обучение будущих философов может опираться только на первоисточники.
Развитие науки довольно сильно отличается от развития философии. Считается, что в науке мы движемся от истин менее глубоких и полных к истинам более глубоким и полным, или от теорий с меньшим эмпирическим содержанием к теориям с большим эмпирическим содержанием и т. п. Поэтому новая теория, вбирая в себя все самое лучшее, что было в старой теории, делает старую теорию ненужной, излишней.
В философии же появление новой концепции вовсе не обесценивает содержания ранее созданных концепций и школ. Скажем, Гегель не заставил нас отбросить Канта, Фейербах ничего не отнял у Гегеля и Шопенгауэра, а Кьеркегор вообще прорвался через весь XIX век прямо в наше время. И в этом отношении развитие философии больше напоминает развитие литературы и искусства, где, например, появление Достоевского не обесценило Шекспира, а искусство Ренуара вовсе не заставило нас забыть Рафаэля.
Развитие философии кумулятивно в самом простом и наивном смысле этого слова: каждая новая философская концепция лишь добавляется к массе ранее созданных концепций, увеличивая общее разнообразие возможных систем мировоззрения. И она живет до тех пор, пока находятся люди, духовному складу которых она соответствует.
Конечно, граница между наукой и философией не является резкой, она расплывчата, как, впрочем, и любая другая граница. Однако если ни одно из перечисленных различий между наукой и философией не дают возможность четко отделить их друг от друга, то в совокупности, как мне представляется, эти различия позволяют сделать вывод о том, что философия и наука не тождественны, что это — разные феномены и включать философию в круг наук нельзя.